Андрей Ковалев

Поставки молодых авторов налаживаются, и в категории «Молодой художник» происходит живая ротация имен. Более того, молодые авторы клонируют сами себя. Выяснилось, что два вошедших в лонг-лист молодых художника (Демьян Фирстов и Леонид Комиссаров) – одно и то же лицо.

Сразу же должен пре­дупредить, что уже второй раз подряд рискую попасть под обвинение в зло­употреблениях и конфликте интересов.

В прошлом году я выступал в качестве эксперта Премии Кандинского – и одновременно писал статью для «Артхроники» о грядущей выставке. Повторить это намереваюсь и сейчас, в свое оправдание могу сказать только, что путей монетизации своего деяния не вижу – работа экспертов никак не оплачивается, а к торговле искусством и кураторской деятельности отношения не имею.

Я продолжаю настаивать, что разделение на «номинации» никакого особого смысла не имеет. Ивану Чуйкову, который давно-давно уже пребывает в статусе бессмертного, и получение (или неполучение) премии ровным счетом ничего не прибавит и (и не убавит) к его безукоризненному олимпийству. Конечно, подобного рода пряников он в свое время сильно недополучил, однако и членов жюри, и членов экспертного совета такая ситуация ставит в несколько двусмысленное положение, болельщиков тоже. Выход один – давно пора уже поставить верхнюю возрастную планку, например, в 55 лет, «молодежную» номинацию отменить и назначить премию honoris causa, которую и вручать в соответствии с латинским определением («ради почета»), без всяких неуместных в таком случае заявок и конкуренции. И тогда номинанты в возрасте Виктора Скерсиса или Владислава Ефимова, олимпийский статус которых подтвержден еще не во всех инстанциях, осознают, что время кармического успокоения для них еще не наступило и снизу их поджимают энергичные и амбициозные ребята и девчата. Кстати, вот и новейшая тенденция – некоторые совсем молодые художники (например, группа Recycle. – «Артхроника») не сочли нужным возиться в детсадовской песочнице, а сразу же заявили себя в качестве претендентов на главный приз. При этом Аня Желудь, которая находится в самом расцвете своей творческой карьеры, все еще располагается в категории «Молодой художник». Нельзя не заметить, что наиболее продуманные, хорошо проработанные и тщательно исполненные проекты располагаются как раз в «молодежной» номинации. И тут, похоже, никакого гандикапа (фора или разделение на возрастные группы в разных видах соревнований. – «Артхроника») не требуется.

Однако следует признать, что предлагаемая мной верхняя возрастная планка может порождать и некие побочные эффекты. Я лично намерен болеть за проект Ирины Наховой «Кожи» – на кусках мягкого латекса напечатаны очень натуралистические фотографии разнообразных татуировок. Совсем как в каком-то воображаемом музее современной этнографии. Но строгие возрастные ограничения Нахова могла бы уже и не пройти. Здесь я должен заявить, что на самом деле нелепое это какое-то занятие – выбирать «лучшего художника». Ведь социологический опрос о смысле бытия, устроенный Юрием Альбертом, тоже ведь отличная штука. И весьма впечатляющий проект у Андрея Кузькина, который запаковал все свои материальные и духовные авуары в отлично сделанные пластиковые короба, завещав вскрыть все через 29 лет. Называется он оптимистично – «Всё впереди» и очень хорошо оттеняется работой Антона Литвина, который предлагает зрителям посмотреть видео с ржавыми и скрипучими качелями, на которых процарапана жизнеутверждающая надпись – «Конец». Проект Литвина номинирован по разделу «Медиа-арт», что еще раз напоминает о том, что искусство сегодня вовсе не так уж легко разделяется по формальным признакам – живопись / графика / инсталляция / видео. Эта ситуация уже давно отражается при устройстве выставок премии: никто из кураторов даже не думает о том, чтобы в экспозиционном пространстве учитывать разделение на «номинации». Именно так в этом году поступили сотрудники Отдела новейших течений ГТГ и по совместительству кураторы выставки – Кирилл Алексеев и Кирилл Светляков, которые заявили, что намерены проявить «неожиданные параллели и внутренние связи, которые возникают между художниками и произведениями, на первый взгляд не связанными никакой общей концепцией». Они сами признают изначальную «произвольность» составляемой ими экспозиции и предлагаемой системы разделов и подразделов, местами превращающейся просто в борхесовскую энциклопедию. Среди подразделов выставки значатся «ящики – носители информации», а один из разделов назван «Видения и духовные аффирмации». И как ни странно, это подход вполне научно-корректный, искусство сегодня благоустроенно таким образом, что самые странноватые и далекие сопоставления оказываются самыми адекватными художественной действительности. Конечно, все относительно: Литвина кураторы записали в «аффирмации», а ящики Кузькина проходят по департаменту «Пост-продукции».

Как я уже отмечал в прошлогоднем обзоре, элемент рока и случайности наличествует в самой процедуре работы экспертной комиссии, члены которой получают проекты в «слепом» виде, то есть без имен художников. Однако такой формат позволяет рассматривать искусство как таковое. Уже на этом этапе мне показалось, что гламурные красоты нулевых отходят в прошлое, на их место приходит серьезная социальная аналитика. Эти первоначальные наблюдения подтвердились после того, как я получил список номинантов в расшифрованном виде. Вот Людмила Зинченко снимает ангелов-алкоголиков в «РАЙцентре», Татьяна Ильина – людей с различными отклонениями и обитателей абхазской психбольницы, группа «Обледенение архитекторов» спроектировала и осуществила проект расселения бездомных в очень благоустроенных качалках-подъемниках, на которых передвигаются жэковские ремонтники. Ольга Юргенсон изучает жизнь русскоязычных эмигрантов в Англии. Но наиболее сильный проект в этом стиле принадлежит Таус Махачевой – она стреляет из макарова в прибрежный песок в родной Махачкале, пытаясь потом собрать пули. Просто, ясно, ответственно. И тут я в духе небесного покровителя всех художественных критиков Стасова уже готов воскликнуть: «Реальная жизнь постепенно проникает в наше искусство!» А кто в конце концов получит приз, в сущности, не так уж и важно, главное, чтобы процесс шел.

Номинация «Проект года»
40 000 евро

Премия вручается за художественные произведения, созданные за последние два года. Поэтому актуальность заложена в генетический код каждой номинации. Верхнего возрастного ценза нет – в отличие, например, от британской премии Тернера, где верхний возрастной порог – 50 лет. Главным объектом внимания жюри является само произведение, а не возраст авторов, их прежние заслуги или их политические воззрения. В лонг-лист попадают разные художники, от классиков до молодых авторов. За пять лет существования премии в шорт-лист проходили, главным образом, люди заслуженные и известные в художественном сообществе. И хотя внутри этого сообщества номинацию упрекают в том, что статус ее победителей не нуждается в подтверждении, для широкой публики их заслуги не так очевидны. Получив премию, такие художники, как Анатолий Осмоловский, Александр Бродский, Вадим Захаров, стали более известны за пределами профессионального круга.

Номинация «Молодой Художник. Проект года»
10 000 евро

Наблюдать за этой номинацией интереснее всего – тут все гораздо менее очевидно,
чем  в основном проекте, и чаще появляются новые имена. В России не так много школ современного
искусства, и неудивительно, что существенная часть лонг-листа в этой номинации формируется из студентов
и выпускников Института проблем современного искусства и Школы фотографии и мультимедиа им. А. Родченко. Хороший урожай молодых художников дала программа «Старт», проходящая на «Винзаводе».
Возрастной ценз в этой категории – 30 лет. Молодые художники вполне могут подать заявку
и в номинацию «Проект года». Но считается, что в «Молодых» выиграть легче.

Номинация «Медиа-арт. Проект года»
7000 евро

Критики спорят о том, следует ли выделять медиа-арт в отдельную номинацию. Ведь медиа-арт такой же вид искусства, как живопись, инсталляции и перформанс. Но история нашего медиа-арта гораздо короче, чем американского или немецкого. Там с медиатехнологиями работают с 1960-х, у нас в лучшем случае – с 1980-х. И до сих пор на нашей арт-сцене гораздо больше живописи и объектов, чем видео, не говоря о более сложных медиаработах. Возможно, проще было остановиться на популярной номинации «Видео-арт», но тогда исключены оказались бы те, кто работает с видеоинсталляциями, сетевым и интерактивным искусством, с цифровыми технологиями. В категории «Проект года» такие работы обычно теряются, а в отдельной категории немногочисленные медиахудожники получают особую поддержку.

 

ВОПРОС ОТ «АРТХРОНИКИ»: НА ЧТО ВЫ ПОТРАТИЛИ ПРЕМИАЛЬНЫЕ?

Илья Фальковский, группа ПГ, «Медиа-арт. Проект года» 2008
На выпуск нашего журнала «Альманах ПГ» со вложенным диском и проведение антирасистского турнира по единоборствам в Москве.

Алексей Беляев-Гинтовт, «Проект года» 2008
Я потратил средства на подготовку выставки, посвященной Ахмату Кадырову, которая прошла в Грозном.

Анатолий Осмоловский, «Проект года» 2007
Я не потратил. Я вложил их в золото. В арт-проект я их не вкладывал, потому что на арт-проекты я трачу огромные деньги, не меньше 150 тысяч долларов, и суммы премии было явно недостаточно.

Евгений Антуфьев, «Молодой художник. Проект года» 2009
Это конфиденциальная информация. (В интервью, данном после вручения премии, Евгений Антуфьев заявлял, что хочет потратить деньги на операцию ринопластики. – «Артхроника»)

Аристарх Чернышев, группа Electroboutique, «Медиа-арт. Проект года» 2009
Мы потратили деньги на то, чтобы заплатить разработчикам за предыдущие проекты, а остаток вложили в новый проект и частично потратили на благотворительность.

 

P.S. Интересно, что многие проекты, которые меня лично заинтересовали, созданы совсем свежими выпускниками Школы фотографии и мультимедиа им. А. Родченко. Вот и прогноз. Если на художественной сцене нулевых активно работала «бакштейновская» мафия, окончившая Институт проблем современного искусства, то в десятых нам суждено будет наблюдать за действиями выпускников школы Родченко.