Как судили Pussy Riot

5 марта в Таганском суде Москвы состоялось слушание по делу активисток группы Pussy Riot Надежды Толоконниковой и Марии Алехиной, обвиняемых по второй части статьи 213 УК РФ («Хулиганство») за участие в акции в Храме Христа Спасителя. Суд постановил оставить обвиняемых под стражей. Подсудимые своей вины не признают, расследование продолжается. На заседании суда побывал ВАЛЕРИЙ ЛЕДЕНЁВ

Все началось по заведенному сценарию: с просьбами разойтись и не мешать, с кучей бумаг, которые надо было предъявить, чтобы пройти в качестве прессы. С долгим заполнением списков пришедших — списки сразу же бесследно исчезали. С   закончившимися еще до того, как заседание успело начаться, местами в зале суда. Поведение чиновников не было доброжелательным, но сквозь напирающую злобу проглядывала скорее усталость от нагловатого поведения сочувствующих непонятно кому в наручниках и постоянного пинг-понга: одинаковых просьб, одинаковых на них ответов. Впрочем, и у противоположной стороны абсурдные диалоги («По закону мы имеем право присутствовать на суде». — «Пристав попросил всех вывести». — «Он же сам разрешил войти прессе».  — «Я не подчиняюсь приставу») также не вызывали желания включиться.

Надежда Толоконникова © Фото: Валерий Леденёв

Заседание суда с обещанных 14:00 переносилось на 15:00, 15:30 и далее. Собравшиеся перед входом в здание суда представители прессы и группа активистов несколько часов мерзли на улице и в предбаннике. Ближе к вечеру стали особенно пристально следить за временем — боялись опоздать на готовящиеся в Москве демонстрации против результатов выборов. Начались шутки про пропущенную революцию, сомнения, что заседание сегодня вообще состоится; поползли слухи, что в суровом приговоре заинтересованы высокопоставленные лица, уже успевшие сделать нужные звонки. Источник этих слухов, правда, остался неясен.

На само заседание, начавшееся в итоге около 19:00 и породившее среди присутствующих шутку про «подвешенных журналистов», часть публики полицейские таки не пустили, сославшись на отсутствие у недопущенных удостоверений прессы. На том же основании активисту Петру Верзилову пытались запретить общаться с Надеждой Толоконниковой, чье дело рассматривалось первым. Адвокат подсудимой Виолетта Волкова возразила, что с этого года никаких удостоверений в суде и вовсе не требуется, но на любые возражения здесь давно научились не обращать внимания.

Процесс происходил механически, и эта механика – как и вся разыгравшаяся история в целом – ее устроителям явно была в тягость. Судья Светлана Александрова зачитывала текст с листа монотонно и настолько быстро, что едва договаривала слова. Текст, такое ощущение, казался судье дико не обязательным, и произносила она его небрежно: огласив решение продлить содержание Надежды Толоконниковой под стражей на месяц и двадцать суток до 24 апреля, при оглашении идентичного приговора для Марии Алехиной судья назвала срок до 24 февраля – и не поправила оговорку. Прокурор изредка подавал по приглашению судьи короткие реплики, по большей часть затем, чтобы согласиться с доводами обвинения, а в перерывах маялся от скуки с мобильником. Следователь Радченко произносил свой текст под стать судье Александровой – казалось, текст механически переписан с какой-то из бюрократических форм с внесенными в него нужными именами.

Адвокаты подсудимых Виолетта Волкова, Николай Полозов и Марк Фейгин, на ходу  изучавшие всплывающие подробности дела, пытались составить внятную и  непротиворечивую картину происходящего. Выясняли подробности назначения следователя, не представившегося ни им, ни обвиняемой. Пытались узнать, кто же был тот потерпевший, заявление которого подшито к делу, – про него не известно вообще ничего. Уточняли, как происходило опознание обвиняемых: в документах фигурируют параметры формы лица и рта, волосы и цвет кожи, но девушки ведь были в масках, и свое участие в акции отрицают (сторона обвинения не преминула сослаться на имеющуюся видеозапись, где лица девушек якобы видно целиком). Почему тяжесть обвинения подкрепляется аргументом «оскорбления памятника культуры», хотя Храм Христа Спасителя таковым официально не является? Что это за странный документ, найденный у Толоконниковой, – канадская социальная карта (карта медицинской компании Santé), подшитая к делу и не позволяющая смягчить меру пресечения из-за возможного «бегства» обвиняемой? Почему утверждается, что подсудимая Мария Алехина не живет по месту регистрации, когда на самом деле она живет именно там? Откуда взялись сведения о том, что она не исполняет свои материнские обязанности, перекладывая ребенка на бабушку? Какие бумаги подтверждают эти факты, предъявленные стороной обвинения?

Мария Алехина © Фото: Валерий Леденёв

На требование обосновать доказательную базу, подтверждающую реальную вину девушек, последовал железный ответ следователя Радченко: вопрос о доказательствах не стоит, мы не рассматриваем, виновны Толоконникова с Алехиной или нет, мы рассматриваем меру пресечения. Следователь неизменно требовал признать обвиняемых виновными в совершении тяжкого преступления, отклоняя изменение меры пресечения на домашний арест, подписку о невыезде или освобождение под залог. Один раз оговорился, что с ходатайством адвокатов об изменении меры пресечения «согласен» — немедленную поправку «нет, конечно же не согласен» заглушили аплодисменты зала.

Это был пинг-понг со стеной, непоколебимой и непробиваемой, способной отбить любой бросок, даже будучи полной трещин и грубых нестыковок.

Впрочем, и сам я, не так давно давая комментарий одному англоязычному изданию, неоднозначно оценивал деятельность Pussy Riot. И уж тем более мне не хотелось бы заводить песню про «бедных девушек» (хотя вид смущенных и испуганных активисток, к тому же измученных трехдневной голодовкой, не может не вызывать сочувствия). Но при всем этом картина «таганского правосудия» способна сильно изменить настроение стороннему очевидцу по меньшей мере на весь оставшийся день. Если только не съест его бессмысленным  ожиданием.

В перерывах между заседаниями адвокатам стали поступать первые звонки, касающиеся  начавшихся демонстраций: на Лубянке задержаны десятки человек, есть избитые, среди которых и корреспондент «Московских новостей». Все читали новости на ноутбуках и мобильниках, кто-то смотрел видеотрансляции с мест событий. В воздухе раздавались гневные возгласы митингующих — в какой-то момент стало уже непонятно, звучат ли они из телефона или прямо за окнами Таганского суда в Марксистском переулке. И с возмущением протестующих все больше хотелось солидаризироваться.

Валерий Леденёв, редактор сайта журнала «Артхроника»