Алексей Лебедев

Государственная дума РФ одобрила в первом чтении закон «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или муниципальной собственности». В соответствии с этим законом приходы и епархии получают возможность претендовать на церковную утварь и иконы, хранящиеся в музеях. Но проблема, которая отсюда следует, носит более общий характер.

Мы привыкли говорить о величии русской культуры. И если какой-нибудь невежественный иностранец спросит: «А почему ваша культура великая?» — мы найдем, что ему ответить. Мы гордо скажем: «Наша культура — это Пушкин и Гоголь, Толстой и Достоевский, Андрей Рублев и Казимир Малевич, Эйзенштейн и Тарковский…» И будем неправы. Ибо имена знаменитых мастеров говорят об уровне литературы и искусства. А уровень культуры определяется вещами, куда более простыми: как одеты дети, как выглядят общественные туалеты. И еще одним…

Любое общество в процессе развития осознает некоторые объекты как культурные ценности, подлежащие изъятию из повседневного обихода с целью сохранения и передачи из поколения в поколение, — для этого обществом создан специальный институт, именуемый музеем. Чем шире круг объектов, осознанных как ценности, тем выше культура общества. А потому музей является точным индикатором состояния культурного здоровья. Если пошел процесс «демузеефикации» наследия — возврата памятников для дальнейшего использования по первоначальному назначению (сервизы XVIII века — в ресторан, иконы XII века — в действующую церковь и т. п.), — это признак тяжелой болезни.

На фоне бурного обсуждения закона происходят вещи совсем уж загадочные. Икона «Богоматерь Торопецкая» (XII–XIV вв.), изъятая из Русского музея, уже полгода гостит у «православного бизнесмена», как его величают СМИ, Сергея Шмакова в поселке Княжье Озеро. И не похоже, чтобы он торопился ее возвращать. Если во Франции какой-нибудь миллионщик изъявит желание повесить Джоконду у себя в спальне, то на него наденут смирительную рубаху и увезут, ласково приговаривая: «Не волнуйся, Жан, мы тебе поможем». Если же в обществе существует возможность забрать шедевр из главного национального музея и повесить на даче, то лечить надо общество в целом.

В России любят историю, но при этом наше сознание не исторично, а мифологично: в нем отсутствует граница между прошлым и настоящим. Почти как у древних греков, считавших богов и героев своими современниками. Исторические события воспринимаются нами как незавершенные. Мы постоянно откатываем счетчик времени назад и пытаемся снова и снова переписать историю: «вернуть долги», «восстановить историческую справедливость»… Известная фраза «История не знает сослагательного наклонения» к нашей ментальности не имеет отношения. Это делает россиян незащищенными по отношению к техникам манипулирования общественным сознанием. Нас легко вытолкнуть в пространство мифа.

«Вернем отобранную большевиками собственность законному владельцу», «место иконы в храме»… Казалось бы, эти слова легко опровергнуть с помощью фактов: собственность у церкви отобрали не большевики, а Петр I. Место иконы не в храме, а везде: в домах, в общественных местах и т. д. На Руси в каждом доме висела икона в красном углу. Но — увы! — это всего лишь факты. С их помощью миф победить нельзя. Поскольку он опирается не на реалии, а на архетипы сознания.

Почему мы должны отдать церкви «Богоматерь Владимирскую», которая никогда ей не принадлежала, а всегда была княжеской — великокняжеской — царской — государственной собственностью? Потому что «место иконы в храме». И мы цепенеем от простоты и доходчивости этой формулировки.