Ирина Кулик
Галерея «Риджина», Москва 19 апреля – 22 мая 2010
Безумие — один из хрестоматийных сюжетов мировой культуры, современным искусством отнюдь не открытый и даже не то чтобы радикально переосмысленный. Заглавие написанной в первой половине позапрошлого столетия повести Николая Гоголя, в сущности, с легкостью можно было приспособить к выставкам с самым непредсказуемым набором участников. Так что вполне звездный состав международного, что все еще редкость для галерейной выставочной практики, проекта «Риджины» воспринимается естественно. В конце концов у всякого безумия есть своя логика, и именно логика безумия кажется наиболее уместной в попытках объединить, например, Трейси Эмин с Константином Звездочетовым.
Пресс-релиз выставки мотивирует отсылку к Гоголю тем, что выставка, как и повесть, — горячечный протест против безумия самого мира. И правда, при желании в некоторых экспонатах можно найти столь популярные ныне социально-критические интенции. Например, Павел Пепперштейн, вообще-то склонный к экспериментированию с самыми разными аспектами «ненормативного» сознания, представлен по-детски идиллической акварелью с морским пейзажем — однако большую часть его рисунка занимает подпись, гласящая: «Нравится этот рисунок? Хочешь купить? А деньги у тебя откуда? Если ты кого-нибудь обманул, жестоко обошелся, ограбил простодушных добрых людей, то лучше забудь об этом рисунке». Впрочем, буквы, из которых складывается эта гневная отповедь, все равно радужно цветные и старательные, как на детском рисунке.
Это самое прилежание в выведении литер заставляет по-иному прочесть название, ибо ключевое слово в нем именно что «записки». У «пациентов» «Риджины» более или менее один «диагноз» — «графомания». Все работы, отобранные на выставку, содержат разнообразные надписи и тексты. Та же Трейси Эмин представлена истерически- яркой неоновой вывеской, гласящей: People like you need to fuck people like me. Американец Стивен Паррино, погибший в 2005 году в мотокатастрофе, — темно-синим полотном с трафаретной надписью Idiot, смятым и как бы приотдернутым с подрамника, словно брезентовое покрытие на грузовике, — на таких у нас иногда можно прочитать: «люди». Есть лаконичное полотно Валерия Чтака с пресекающей любые попытки контакта надписью: «Я не знаю, я из Москвы». И гигантское панно Константина Звездочетова, составленное из множества листков из школьных тетрадок, испещренных телефонными номерами, списками, набросками, исправлениями и перечеркиваниями — нечто вроде доски объявлений из кабаковских коммуналок, но представляющее, правда, раздрызг, царящий не в микросоциуме, но в чьем-то отдельном сознании.
«Записки сумасшедшего» перекликаются с выставкой «Русский леттризм» — кураторским проектом Андрея Ерофеева в прошлом году в ЦДХ. Экспозиция в «Риджине» так же показывает различные формы текста — аффекта, надписей, не столько доносящих до зрителя некое читабельное высказывание, сколько стремящихся передать те или иные варианты речевой невменяемости: от лозунга-крика до каракулей-бормотания. Как выяснилось, это свойство не только отечественной ментальности.
