Ольга Вад

Благодаря Марине Напрушкиной one man show президента Белоруссии Александра Лукашенко стало актуальной темой и на международной художественной сцене. Находясь между Берлином и Минском, Напрушкина создала «Бюро контрпропаганды» и за несколько лет его существования собрала внушительное дело на «последнего диктатора Европы». О том, опасно ли заниматься политическим искусством в тоталитарной стране и как донести до европейского зрителя белорусские проблемы, узнавала Ольга Вад.

В: Ты художник, занимающийся политическим искусством. А ходишь ли ты на выборы?
О: Да, голосую по месту прописки, в Минске. К тому же мне интересна вся инсценировка демократических выборов в нашей стране: ты идешь на избирательный участок, где свободно и тайно голосуешь, под присмотром милиционера. И тот же самый милиционер отберет у тебя фотоаппарат, если ты начнешь эти выборы фотографировать. У нас не остается публичного пространства, городские улицы нам не принадлежат — они полностью контролируются структурами власти.

В: Ты можешь выставляться в Белоруссии, тебе позволяют там работать?
О: Выставляться я не могу, но мне позволяют работать. Это обстоятельство мне самой непонятно.

В: Твой главный проект — «Бюро контрпропаганды». Чем конкретно оно занимается?
О: В 2007 году, когда я его запустила, то начала с переписки с немецкими политиками и организациями. Мне хотелось проверить их на политкорректность.

В: То есть?
О: В Германии все очень строго: если пришло письмо — должны ответить. И в этом интерес. В письме для меня важно сформулировать вопрос или предложение так, чтобы не была ясна моя личная позиция. Например, я обратилась в городское управление Франкфурта с предложением принять Минск в список городов-побратимов. Еще я написала в один из крупных немецких нефтяных концернов, который инвестирует в строительство атомных электростанций на территории Европы. Я предложила поддержать строительство атомной станции в Беларуси. Самый смешной случай был, когда я разослала письма в несколько имиджевых агентств с сообщением, что Лукашенко очень бы хотел получить их консультации. К письму я приложила фото и видеоматериалы. Интересно, что некоторые откликнулись, прислали свои предложения. В частности, советовали ему сбрить усы и волосы на голове, которые он обычно на бок зачесывает.

Марина Напрушкина родилась в Минске. Окончила Академию изобразительных искусств в Карлсруэ, класс Гельмута Дорнера, и Академию изобразительных искусств во Франкфурте-на-Майне, класс Марты Рослер. Ее работы — это превращение пропаганды в искусство: критическое исследование политической системы Белоруссии и культа личности президента Александра Лукашенко. В частности, изображений, которыми пропаганда в лице государственных институций оперирует. В инсталляции «Беларусь в цифрах» (на 3-й Московской биеннале современного искусства, 2009) в качестве визуального образа были использованы диаграммы официальной статистики. Напрушкина участвовала в 1-й Московской международной биеннале молодого искусства «Стой! Кто идет?» (2008), выставке «Русский леттризм» (2009), 11-й Стамбульской биеннале (2009) и многих международных выставках.

В: Но ведь «Бюро» — это не только переписка…
О: Да, со временем оно вобрало в себя многие другие проекты, образовался архив. Часть архива — материалы из официальных государственных источников. Например, я стала работать с белорусским правительственным порталом www.president.gov.by — это примерно то же, что www.kremlin.ru. Там каждый день дается отчет, чем Лукашенко занимается, с кем встречается. Эти фотографии и тексты я собираю в своем «Президентском дневнике», который веду уже четвертый год. Я регулярно покупаю глянцевые альбомы про современную Беларусь, учебники по новой идеологии и идеологическому воспитанию. Здесь же статистические сборники с диаграммами экономического роста, новые планы на пятилетку, руководство к проведению политчаса. В общем, все, что имеет отношение к пропаганде. Причем беру только официальную информацию, которая, что называется, идеологически выдержана. Материалы из неофициальных источников сюда входят редко.

В: Почему тебя все это заинтересовало?
О: Это одна из форм документации времени, ведь все изменится быстро. И должен ведь остаться какой-то противовес госархивам. Хотя они тоже собирают замечательный материал. Могу себе представить, что хранится в архиве служб безопасности, он в Беларуси наверняка огромен и наверняка там есть и папочка с моим личным делом. Вот куда нужно обращаться зарубежным кураторам, которые ищут современных художников в Беларуси.

В: Ты живешь в Германии и в Белоруссии. Как ты оцениваешь белорусское современное искусство со стороны?
О: Примерно год назад Макс Седдон написал статью о белорусском современном искусстве. Она называлась «В отсутствие искусства». Мне бы не хотелось повторяться. В Беларуси нет никакой инфраструктуры, нет ни одной институции, существует только консервативное образование, Министерство культуры не понимает и не поддерживает современное искусство. Все это известно и является в той или иной мере проблемой для многих республик бывшего Союза. Но базой для развития должны быть сами художники. Сильное социально-критическое искусство — это то, что так необходимо в сложившейся ситуации. Искусство как практика сопротивления. Мы отлично знаем, что именно в сложной ситуации могут появиться самые сильные работы.

В: В апрельском номере журнала Art Review опубликовано интервью с философом Жаком Рансьером. В нем он, в частности, говорит о том, что в политическом искусстве слишком много морализаторства — стремление убедить людей в том, что они не видят очевидного. А что ты думаешь по этому поводу?
О: Если выбирать между развлекательным искусством и дидактическим, то я выбираю последнее. Искусство должно выступать против любой формы диктатуры и навязывания идеологии, а не способствовать индустрии развлечений. И если искусство пробуждает критическое видение, то это уже очень много.

В: Ты все время вспоминаешь о Лукашенко. Он интересен тебе как личность?
О: Речь идет не об Александре Лукашенко, Уго Чавесе или другом идоле власти. Хотя культ личности — определенно актуальная тема для многих государств бывшего СССР. Лукашенко с 1994 года у власти. Мое поколение знает только одного президента —  Лукашенко.

В: Но, наверное, работы о Лукашенко в Европе не всем понятны? Для Запада это ведь экзотика?
О: Конечно, это очень сложно. «Бюро контрпропаганды» изучает политические системы в принципе. Если я досконально изучу одну из этих форм, то мне станет понятно, как устроены все остальные — будь то постмодернистская диктатура в Беларуси или западная демократия в Германии. Естественно, существует проблема выживания малой страны. Но на сегодняшний день страны подвержены общим проблемам, и это делает их системы управления более схожими, чем это может показаться на первый взгляд. Так что я хочу, чтобы мои работы воспринимались в более широком контексте. Но, конечно, Беларусь — мой подопытный кролик.

В: А в каких странах твои работы лучше принимаются?
О: Очень хорошо реагируют в Швеции и Польше. Швеция — политически очень стабильная страна и не особенно важная для Европы. Но оказалось, что зритель там вполне подготовлен к восприятию социально-критического искусства. Там, кстати, и в небольших провинциальных городах имеются институции, работающие на очень высоком уровне. Как, например, Музей искусства в городе Кальмар, где я выставляла один из самых крупных моих объектов — трактор марки «Беларусь». Трактор был выпущен в 1970-х годах и продан еще в советское время в Швецию, где мы его и отыскали для выставки. Эти тракторы, как любят выражаться в Беларуси, экспортируются во все страны мира. Поэтому понятно, что белорусское правительство делает их объектами своей пропаганды, это так называемая гордость нации. С Польшей Беларусь объединяют далеко уходящие в прошлое связи. Мои работы попадают в нужный контекст и хорошо считываются. Сейчас я работаю над проектом для биеннале в Лодзи — и у меня нет никакого недопонимания с польскими кураторами.

В: А как тебе работается в Германии?
О: В Германии плохо понимают, в чем разница между Беларусью, Украиной и Россией. И, конечно же, сейчас немцев больше интересует, что происходит в Индии, Китае или Африке. Те, кто смотрит на Европу издалека, могут думать, что там живут исключительно просвещенные люди, на которых политическая пропаганда вообще не действует. Но откройте, например, историю Второй мировой войны, написанную в Западной Германии. Там можно прочесть, что победу одержали только Соединенные Штаты. Вот пример того, каких результатов может достичь целенаправленная пропаганда. Это и стало темой одного из моих проектов, который был осуществлен в Кельне, в помещении бункера военных времен. Кельн был почти полностью разрушен бомбардировками союзников. Так что выставка с названием «60 лет Победы» уже провокативна. Многие восприняли это с недоумением. Но виду не показали, так как здесь принято быть политкорректным.

В: Когда на улицах Минска ты снимаешь видео или фотографируешь, тебе никто не препятствует?
О: Если я работаю с обычным народом, то конечно, объясняю, что это арт-проект, рассказываю, что современный художник не обязательно стоит в мастерской с кисточками перед мольбертом. Мне хочется максимально включить человека в процесс, только тогда работа действительно приносит удовольствие. Иначе дело обстоит с госструктурами. Недавно мне посчастливилось побывать в кабинете директора по идеологии одного из крупных заводов — теперь на каждом госпредприятия есть такая должность. Сейчас я работаю над проектом о промышленной архитектуре, и мне нужно было сделать несколько снимков на территории этого завода. Разговор произвел на меня незабываемое впечатление. Сегодня каждый госслужащий в Беларуси боится: там действует система бесконечных проверок, которые всегда найдут, в чем обвинить. А таким идеологическим чиновникам платят за то, чтобы не было никаких критических дискуссий. И если вы, молодой гражданин, не являетесь членом молодежного движения БРСМ (Белорусский республиканский союз молодежи, крупная молодежная организация, поддерживаемая властями страны. — «Артхроника»), то и никакого арт-проекта вы с ними не сделаете.

В: Ты участвовала в последней Стамбульской биеннале. Она была посвящена, в частности, постсоветскому пространству, но туда пригласили только одного участника из России — группу «Что делать?». В российской прессе эта биеннале почти не освещалась. Какое впечатление она произвела на тебя?
О: Кураторы биеннале — хорватский коллектив WHW — проделали, по-моему, очень большую работу. Они почти два года проводили активный research и предприняли поездки в такие регионы, которые не открыты мировому арт-сообществу. Не думаю, что Азербайджан, Узбекистан и Киргизия часто посещают международные кураторы. В результате удалось создать очень сильную, содержательную выставку с участием художников, имена которых не особенно известны и не имеют веса на художественном рынке: больше половины художников не сотрудничают с коммерческими галереями. Проект группы «Что делать?» Perestroika songspiel входил, если так можно сказать, в основной смысловой костяк биеннале. Так что Россия была представлена очень сильным проектом.

В: Что представляла собой твоя работа на биеннале?
О: Работа называлась «Президентская трибуна». Такая трибуна во время демонстраций и всяческих торжеств в Минске — это центральный объект, с которого звучит пропаганда. Но трибуна является также символом свободы, свободы слова. Той свободы, которая так часто подавляется в демократических обществах. О ней и шла речь на биеннале.