30 лет назад здесь не было ничего, теперь здесь есть все и даже слишком много. Страны Персидского залива взялись за искусство с пугающим энтузиазмом. Тут есть свои Лувр и Гуггенхайм, а катарский шейх Сауд Аль-Тани в этом году потратил на искусство больше всех других коллекционеров в мире. Но неразборчивое потребление искусства и импорт шедевров целыми коллекциями – только часть местной арт-системы. Другая ее часть – художники, которые оказались в сложной ситуации. Пытаясь найти свой собственный язык, они должны лавировать между цензурными ограничениями и искушениями рынка.

 

Сулаф Захария

Как купить историю: случай Персидского залива

В воображении западного человека страны Персидского залива – Бахрейн, Кувейт, Оман, Катар, Саудовская Аравия и ОАЭ – вызывают образы буровых вышек посреди выжженной пустыни, суровых патриархально-племенных обычаев и заставляют вспомнить о близости региональных конфликтов: войны в Ираке и восстаний «арабской весны». Не слишком благоприятная почва для современного искусства. Но несмотря на краткость современной истории региона, в большинстве его стран существует вполне живая художественная среда.

Страны Залива – молодые государства, их политическая система и экономика в сегодняшнем виде сформировались только в XX веке, вслед за открытием нефтяных месторождений и уходом англичан. До этого момента регион был беден, с размытыми политическими границами, жил рыболовством, сельским хозяйством, добычей жемчуга и торговлей. Кочевые племена перемещались по пустыне в поисках воды и трактовали ислам строго в соответствии с доктриной ваххабизма. Искусства как такового не существовало: люди были сосредоточены на повседневной борьбе с суровой природой и строго соблюдали религиозный запрет на изображение живых существ.

Истерический консюмеризм, охвативший Дубай, находит критика в лице художника Хассана Шарифа: его мусорные инсталляции созданы из отходов, оставшихся от потребленных товаров.

Открытие нефтяных месторождений – в 1932 году в Бахрейне, затем в соседних странах и, наконец, в 1966 году в Дубае – катапультировало страны Залива из кочевого строя прямиком в XX век. Большая часть нефтяной прибыли инвестировалась в развитие инфраструктуры, жилье, образование и здравоохранение. Но отсутствие высшего образования в первые десятилетия нефтяного процветания вынуждало многих молодых людей ехать в Каир, Бейрут и Багдад, которые всегда были очагами арабской культуры. Именно там студенты из Персидского залива знакомились с современным искусством.

Благодарные граждане Эмиратов буквально обожествляют первого президента ОАЭ (с 1971 по 2004 г.) шейха Заида и зовут его не иначе как «отец наш шейх Заид»

В Кувейте к концу 1960-х искусство начинало делать первые шаги, а нефтяной бум 1970-х окончательно поставил его на ноги. Правительство поддерживало художников деньгами, строило мастерские, инициировало мероприятия вроде «Свободного ателье» и даже выплачивало зарплаты 30 художникам. Университеты начали открывать кинематографические, дизайнерские, театральные, художественные факультеты. Коллекционирование искусства вошло в моду до такой степени, что галерее «Аль Султан» пришлось лимитировать продажи до одного произведения в руки. Некоторое время художественная сцена Кувейта была в регионе передовой, но в 1980-е к власти пришли исламисты, и открытость к искусству, существовавшая в обществе, сошла на нет. Обвал фондового рынка в 1982 году способствовал ухудшению ситуации, и едва начавшееся развитие художественной сцены было окончательно подавлено вторжением Ирака в 1990 году.

Тем временем в Бахрейне все складывалось иначе. Если в Кувейте искусство было уделом высших слоев, то тут многие молодые художники были самоучками из бедноты, как Карим аль-Боста или Нассер аль-Юсиф, которому даже слепота не помешала создавать его затейливые линотипные оттиски.

Постепенно начали проводиться выставки, и появились зачатки профессионального образования. В 1983 году шейх Рашид аль-Халифа, член королевской семьи и тогда еще молодой художник, основал Общество изобразительных искусств Бахрейна. К 1990-м возникли немногочисленные галереи, но гражданские беспорядки, не прекращавшиеся в течение всех этих лет, препятствовали нормальному развитию. Художественное сообщество Бахрейна оставалось замкнутым – немногие практикующие художники интересуются происходящим за его пределами. Именно поэтому в 2000-х самой развитой в художественном смысле арабской страной стали Эмираты. Что касается других стран Залива, то их художественная жизнь сводится к единичным именам, таким, как, например, катарец аль-Хассан, художник и каллиграф. Результатом его многолетнего труда стало участие в выставке 2006 года в Британском музее: к сожалению, его одержимость одной-единственной арабской буквой «полдень» затмило в глазах европейцев весь остальной корпус его работ.

В Шардже, например, отношение к искусству всегда было особым: шейх Султан бин Мухаммед аль-Касими с начала 1970-х заботился о том, чтобы культурное развитие было частью образовательной стратегии государства. Было создано Музейное ведомство, управляющее 16 музеями и Шарджской биеннале, самой известной в Заливе, и курирующее множество других культурных инициатив.

По мере того, как росла образованность элиты, а молодежь все чаще уезжала на Запад, вновь начал расти интерес к искусству. И эта молодежь, уже знакомая с западной ситуацией, страстно желала найти свой собственный художественный язык, что заставило местные галереи активнее выставлять национальных художников. В то же время события 11 сентября и последовавшие за ними войны в Афганистане и Ираке заставили Запад внимательнее приглядеться к странам Залива. Мир захотел понять, как устроен и чем живет Ближний Восток. Но из-за жестокой цензуры иностранцам была доступна только официальная версия политической ситуации и психологии региона. И именно поэтому Запад обратил свой взгляд к арабским художникам, ставшим альтернативными «спикерами» своей культуры. Молодые художники, в свою очередь, стремясь реагировать на окружающую их социальную, экономическую и политическую реальность, вызвали новое оживление художественной жизни. И именно в Дубае спрос на альтернативный взгляд встретился с предложением, которое исходило от художников нового поколения.

Заброшенные пространства – любимая тема одной из самых востребованных эмиратских художниц Ламии Гаргаш. Она показывает оборотную сторону «нового» Дубая.

Дубай всегда был деловой столицей ОАЭ. Но еще в 1970-е в стране интересовались искусством так мало, что открывшаяся в Национальной библиотеке Дубая выставка художника Хассана Шарифа вызвала настоящую ярость – публика просто не знала, как реагировать, и из всех возможных вариантов выбрала гнев. В 70-е он создал дубайский вариант концептуализма, делая одинокие перформансы в пустыне, а позже перешел к созданию инсталляций из «мусорных» материалов. В средоточии беззастенчивого консюмеризма, которым стал Дубай, Шариф осуществляет функцию строгого критика, обличая всеобщую одержимость шопингом и брендами и полное равнодушие к тому, как новая цивилизация влияет на природу. Он философски оглядывается на свой сорокалетний опыт. Его никогда не беспокоил статус отверженного, но сегодня его работа признана наконец культурным достоянием – художник является центральной и самой значительной фигурой арт-сцены фактически всего региона. В этом году его первая масштабная ретроспектива «Эксперименты и объекты 1979–2011» открылась в Абу-Даби, и делала ее знаменитый французский куратор Катрин Давид, которая с начала 2000-х занимается представлением арабского искусства и культуры на Западе. Другой ее долгосрочный проект, связанный с регионом, – «Современные арабские репрезентации», серия выставок, лекций и семинаров, путешествующих по западным и арабским странам. Катрин Давид ставит своей задачей дать арабским художникам возможность говорить с миром (и между собой) от первого лица, в обход того потока искаженных образов, который идет через массмедиа после войны в Заливе.

Но все же дубайский интерес к искусству основан на коммерческих предпосылках. Это еще один рынок для привлечения любителей элитного туризма. В 2007 году прошла первая Art Dubai, крупнейшая ярмарка современного искусства арабского мира, механизм капитализации местного и международного интереса к современной арабской культуре. Она официально проходит под покровительством шейха эмирата Мухаммеда бин Рашида аль-Мактума. Через ярмарку реализуют и продукты деятельности иностранных арт-сообществ, широко присутствующих в дубайской жизни, в особенности иранского– иранские художники доминируют на дубайской сцене. Главные арт-звезды тут– иранцы, например, Фарад Мошири. Это своего рода арабский Джефф Кунс, и именно его работа – слово «любовь», написанное арабской вязью и выложенное кристаллами Сваровски, – первая среди произведений арабских художников превысила на дубайских торгах Bonhams барьер в $1 млн.

Вечная рефлексия на тему нефти, добыча которой стала главным счастьем и главной бедой всего региона, роднит русских художников с арабскими коллегами.

Одна за другой в Дубае появлялись все новые галереи, а в 2006–2007 годах свои представительства открыли Christie’s и Bonhams (торги арабского и иранского современного искусства Christie’s назначены на 25 октября). Меньше чем за десятилетие Дубай стал главным арт-рынком в Заливе.
Абу-Даби и Катар выбрали несколько иной путь: за последние годы они выстроили художественную инфраструктуру из университетов и музеев. Но и в Абу-Даби уже третий год проходит своя собственная ярмарка – Abu Dhabi Art, конкурент Art Dubai.

Что касается больших музейных проектов (один причудливее и грандиознее другого), то это, конечно, открывшийся в 2008-м Музей исламского искусства в катарской столице Доха, построенный по проекту китайца Йо Минг Пея, и строящиеся в Абу-Даби на острове Саадият Лувр и Гуггенхайм. Последний спроектировал автор Гуггенхайма в Бильбао Фрэнк Гери, и его проект грандиозен и помпезен настолько, насколько это только возможно. Он больше нью-йоркского филиала в 12 раз – вполне в духе прошлых построек Гери, чья манера строить огромных монстров уже, впрочем, считается несколько неуместной. Такое здание, призванное одним своим космическим видом притягивать туристов, представляет проблему хотя бы потому, что гигантское пространство нужно чем-то заполнять. В данный момент музей закупает коллекцию, но о том, что именно покупается, комментариев не дает.

Пока самым ярким эпизодом в строительстве Гуггенхайма (помимо обнародования фантастического проекта Гери) стало открытое письмо ста тридцати арабских и международных деятелей искусства, протестующих против чудовищных условий, в которых работают строители – приезжие по меньшей мере из 18 стран. Протестующие призывали художественный мир бойкотировать Гуггенхайм, пока не улучшатся условия труда нескольких тысяч гастарбайтеров, живущих на острове. Общественность добилась некоторого улучшения условий проживания рабочих, компания-девелопер TDIC весной 2011-го пригласила протестующих осмотреть деревню строителей. Но художники сочли, что эти меры все же были недостаточными и запоздалыми.

Там, где еще 15 лет назад была пустыня, один за другим вырастают районы новеньких небоскребов.

Даже Саудовская Аравия, считавшаяся не самым благоприятным местом для искусства, занялась продвижением своих художников. Работа над проектом «Граница Аравии», передвижной выставкой 17 аравийских художников, ведется из Лондона. В 2009 году проект показали на Венецианской биеннале. Еще недавно искусство виделось обществу пустым занятием, воспринимавшимся как признак полнейшей жизненной неудачи. Окружение давило на художников, заставляя их «заниматься делом». Поэтому у многих авторов старшего поколения имеется вторая «серьезная» профессия. И поэтому-то так много художниц среди женщин, которых общество не обязывает работать. Сегодня отношение к художнику начинает меняться. Пример меценатствующей королевской семьи в еще недавно родоплеменной культуре имеет большое влияние на общественные привычки.

Блеск новых музеев и аукционов, пафос открытий – видимость, не заменяющая нормального арт-процесса. Внимание, доставшееся искусству в последние годы, стимулировало развитие искусства и подстегнуло общественную дискуссию. Но поводом для беспокойства становится экзотизация арабской культуры. Молодые авторы начинают полубессознательно эксплуатировать стереотипы, играя, например, с образами женщин в черных абайях, с дизайнерскими сумочками и очками. Хотя можно предположить, что больше, чем экзотизация, опасность для молодых художников представляет определенная задержка в художественном развитии. При невероятном спросе на их работы на местном и на международном уровне, несмотря на свой талант, они часто поддаются рыночному давлению, создавая заведомо коммерческие работы. У них не остается ни заинтересованности, ни времени на исследование своих возможностей, и, не успев начать, они превращаются в прагматичных ремесленников. Главный вопрос – как скажется на молодых художниках – таких, как Ламия Гаргаш из ОАЭ или Ахмад Матер из Саудовской Аравии, – преждевременное признание и смогут ли они не побояться потерять свою долю от продаж или отпугнуть публику слишком уж серьезным отношением к делу.