Елена Федотова
Тим Гриффин восемь лет, вплоть до апреля прошлого года, возглавлял самый авторитетный художественный журнал в мире — «Артфорум». За время руководства Гриффина этот интеллектуальный журнал стал намного демократичнее: читательская аудитория расширилась за счет более доступного стиля изложения, введения новых рубрик — обзоров кино, музыки, книг, рейтингов, а также значительно располнел от рекламы. Но в то же время Гриффин предоставлял журнальную трибуну знаменитым интеллектуалам современности. О том, как делать журнал по искусству, Тим Гриффин рассказал Елене Федотовой.
В: Чем вы занимаетесь сегодня, после того как ушли из «Артфорума»?
О: Я заканчиваю работу над двумя книгами. Одна о современном искусстве, другая — сборник стихов. Кроме того, я преподаю. После того как я возглавлял «Артфорум» в течение восьми лет, мне захотелось посвятить себя более глубоким исследованиям. К каждому номеру журнала я подходил как куратор. Работа над номером напоминала организацию выставки, когда вы берете тему и заставляете десяток человек рассмотреть ее с разных точек зрения. В результате возникает множество связей, как у Бодлера в его «Соответствиях»… Теперь мне хочется продолжить заниматься этим, но более индивидуально. Надо признать, что время от времени мне не хватает возможностей для мобилизации сил. Например, в связи с последними событиями в Египте я понимаю, что если бы оставался редактором и продолжал контактировать со множеством людей, это позволило бы мне создать более объемную картину того, что там происходит. Это помогло бы лучше передать западный взгляд на искусство Ближнего Востока. И, может быть, мне не хватает этого…
В: Как сделать журнал интересным одновременно и для интеллектуалов, специалистов в области искусства, и для более широкой публики?
О: Я могу дать несколько советов. Оглядываясь на историю искусства, нужно всегда видеть в ней современность. А современное искусство рассматривать сквозь призму истории искусств. Глядя на современное искусство, нужно видеть его в контексте или в диалоге с массовой культурой. Потому что место искусства, его функция постоянно меняются. Надо понимать, что модели, которые ты прослеживаешь в искусстве, складывались в другую эпоху, а ты принадлежишь этой. Нельзя недооценивать читателя: сегодня люди настолько поднаторели в своих отношениях с медиа, а медиа так прогрессировали по сравнению с прежними эпохами, что становится просто непозволительно думать, что людям недоступны какие-то интеллектуальные понятия, если преподносить их в простой форме.
Если использовать лексику, пусть специализированную, но в то же время доступную. Многие стремятся к самовыражению в тексте, хотят быть «писателями». Но даже если вы пишите, скажем, про Жака Рансьера, которому я посвятил отдельный номер журнала, все равно нужно иметь в виду, что вы можете предложить реальным людям, задать реальную перспективу. Что касается Рансьера, раз уж я его упомянул, то вот человек, который может показаться настоящим высоколобым интеллектуалом, но его идеи очень демократичны. И когда я сделал публикацию, оказалось, что это в точности совпадает с тем, о чем художники говорили в своих мастерских, с их настроениями. Сопоставление текстов и конкретных произведений искусства, выходящих из мастерской художника, вот, что должно руководить вами.
В: Кто читатель «Артфорума»? Для кого вы делали журнал?
О: Мне кажется, что одним из достоинств журнала было то, что он апеллировал к очень разной публике. Это и художники, и студенты, и галеристы, и коллекционеры, и директора музеев, и пишущие люди — критики, искусствоведы. Таким образом, удалось наладить диалог, в котором людям мало где еще доведется участвовать. Я не говорю, что все читают журнал от корки до корки и у многих есть подшивка всех номеров. Тем не менее каждый номер по-своему интересен. В каком-то смысле это можно сравнить с соц-артом, когда каждый напечатанный материал нужно рассматривать как документ времени, и реклама, и письмо редактора — все это часть истории мира искусств, его противоречий. Необходимо отождествлять себя с движущими силами культуры, массовой культуры, для того чтобы иметь право что-то говорить о них.
В: У вас в журнале были запрещенные слова? Какие-нибудь сложные философские термины?
О: Пытаюсь вспомнить, было ли такое слово, против которого бы я возражал… Пожалуй, «симулякр». Это слово нужно употреблять с большой осторожностью. Ну и, наверное, еще «диспозитив». Забавно, я как раз преподаю студентам «Критику и истину» Ролана Барта, где он, пожалуй, впервые формулирует такие понятия, как «структурализм» и «семиотика». Так вот он говорит, что художественную критику нужно воспринимать как разновидность письма, которое не переводит, не объясняет мир, а создает вокруг него убедительный спор. И это ответ людям из СМИ, которые обвиняли его в использовании жаргонизмов.А критику постоянно в этом упрекают. Но разве вы станете упрекать своего врача в том, что он употребляет в речи жаргонизмы? Нет, я не против употребления определенных слов в публикациях, но я против употребления слов, смысл которых мы знаем приблизительно. Когда люди просто подражают стилю письма тех, кто был до них, заимствуя у них идеи, выдавая их за свои и допуская, что эти идеи применимы в новом историческом контексте.
В: Как вы строили рекламную политику журнала? В каждом журнале должна быть реклама, но никто не хочет попадать в зависимость от рекламодателя.
О: Мне повезло. Я был редактором в очень благоприятное время для искусства. Однако интерес к современному искусству тогда настолько вырос, что было уже трудно определить, что такое искусство. У меня не было серьезных трений с рекламодателями. Вообще-то я делал то, что мне нравится, но не забывал ходить в галереи, к рекламодателям. Я был доступен, но не могу сказать, что делал что-то специально. Я просто был открыт для диалога. Если ты делаешь что-то интересное, что-то важное для художественного дискурса, люди хотят в этом участвовать. Но если ты делаешь нечто исторически важное, часто за участие им приходится приплачивать. Парадокс заключался в том, что чем серьезнее становился журнал, чем сильнее погружался в историю искусств, тем больше было рекламодателей. Нас отличала от других изданий именно серьезность. И эта серьезность делала журнал ценным товаром… Когда я был редактором, журнал действительно стал очень серьезным. Но тогда же я делал интервью с Мэттом Малликеном под гипнозом. Это было смешно. Вообще было много юмористических вещей. Мне кажется, иногда люди сами себя запугивают — ах, «Артфорум»! — а потом понимают, что и здесь есть место для иронии.
Но если ты делаешь нечто исторически важное, часто за участие им приходится приплачивать
В: Вы возглавили журнал, когда вам было 33 года. Нужно было стать авторитетом для многих значительных людей в мире искусства. Вам тяжело далась роль лидера?
О: Когда я стал редактором, я решил, что не буду оглядываться на историю журнала. Я, конечно, знал ее, но старался лишний раз не думать о том, каким был «Артфорум» в предыдущие десятилетия. И потом, журнал не может быть сам о себе. Мне повезло: я пришел из журнала Time Out и был частью арт-тусовки ровно настолько, насколько нужно. Когда ты знаешь язык и в то же время как бы чувствуешь голод. Как сказал Марлон Брандо по поводу актерского метода: ты должен расстроиться. Я, конечно, не расстроился, разве что самую малость… У меня было ощущение миссии, масса энергии и любопытство аутсайдера. Я работал по четырнадцать часов в день, и это чувство миссии помогало мне, но и прежний опыт внедрения в институции в качестве аутсайдера тоже.
В: Это правда, что вы играли хип-хоп?
О: Откуда вы знаете? Да. Я играл на трубе в одной афроамериканской хип-хоп-группе. Это было круто. Но из этого ничего не вышло. Что-то вроде Tribe Called Quest — Wu Tang Clan — Майлс Дэвис — электроника. Нет, у нас была хорошая команда, но безбашенная.
В: Еще вы сказали, что пишете стихи…
О: Да. Я собирался выпустить книгу стихов, когда стал редактором журнала. Потом я забросил это дело, потому что исторически журнал в пору своего расцвета был создан людьми, которые сознательно отвергали беллетристику, в том числе и поэзию. Если бы я позиционировал себя как поэт, я бы отпугнул выдающихся авторов, которые уже были в обойме журнала. Так что мне пришлось приберечь накопившуюся энергию до тех пор, пока не приобрету уверенности в себе.
