Экспозиция проекта «Неокончательный анализ» в ММОМА и ее куратор Елена Селина © Фото: Евгений Гурко
АРСЕНИЙ ШТЕЙНЕР посетил стратегический проект III Московской международной биеннале молодого искусства «Неокончательный анализ» и пришел к выводу, что молодых художников занимает только настоящее, а объединяет их в этом настоящем не память, а культурная амнезия
Вынести в заголовок немного исправленное название книги Михаила Ямпольского о Хармсе меня понудило четкое ощущение, что атомистическое понимание истории Хармсом, о котором пишет Ямпольский, характерно для усредненного участника больших проектов нынешней биеннале молодого искусства. Причем как основного проекта в ЦДХ (куратор Катрин Беккер), так и стратегического в ММОМА – ГЦСИ (куратор Елена Селина). Хармсовские «Случаи», рискну утверждать, в детстве читали многие молодые художники. И если еще в моем поколении они компенсировались столь же внеисторичным универсумом агиографических историй о Ленине и пионерах-героях, то в 1990-е противопоставить агрессивной атомарности «Случаев» стало нечего. Не стоит, конечно, всерьез искать так далеко корни «молодого искусства». Однако следующий «случай» прекрасно подходит к описанию большого числа произведений из обоих проектов.
Антон Антонович сбрил себе бороду, и все его знакомые перестали его узнавать.
«Да как же так, – говорил Антон Антонович, – ведь это я, Антон Антонович. Только я себе бороду сбрил».
«Ну да, – говорили знакомые. – У Антон Антоновича была борода, а у вас ее нету».
Ирина Дрозд и Александр Ефремов. Тленность. 2011. ММОМА © Фото: Евгений Гурко
Хармсовы «явления и существования» хотя и уникальны, но обезличены и антипроцессуальны. Бритье бороды, для которого потребно волевое усилие, – некий процесс, переводящий субъект из одного качества в другое, не рассматривается в связи с Антоном Антоновичем. Антон Антонович без бороды – уникальный Антон Антонович, совсем не тот, что с бородой. И чего ради выдавать себя за другого? Ничуть не смешно.
Молодые художники не хотят смеяться. «Тарелки» Марека Кветана (основной проект) отличают от «Горы невымытой посуды» Давида Тер-Оганьяна (проект «Мавзолей бунта», куратор Анатолий Осмоловский) только отсутствие объедков, и обе эти пирамиды тарелок отличают от их предшественницы (мелькнувшей в каком-то старом американском журнале) только дата производства – 2009 год. Эскалатор в одноименном видео Тони Лоу из Гонконга (стратегический проект) едет по вертикали, а в видео Андрея Блажнова – по горизонтали.
На сайте «Артхроники» недавно была опубликована статья Ирины Кулик об основном проекте биеннале. Она увидела в скучно срежиссированной – без взлетов и падений, без ярких удач и откровенных провалов – выставке общую историю обращения к ретро, взаимоотношения с прошлым. Есть в проекте «Под солнцем из мишуры» и такое. Но это все же не та история. Работы не нанизываются на стержень ностальгической памяти; молодежь занимает проглотившее временной континуум настоящее, а объединяет их в этом настоящем не память, а культурная амнезия. Причем, похоже, частенько хорошо осознаваемая.
Петер Салаи. Libero Arbitrio. 2007. ММОМА © Фото: Евгений Гурко
Взгляд на реальность как на безвкусную атомарную кашу явлений и существований, в которой нет Большой Идеи (и нет соответственно Большого Стиля), требует от художника «останавливать прогресс» в неожиданных для исторического сознания формах. Вадим Комиссаров выложил из смальты телевизионные экраны. «Говорящие головы» из выпусков новостей в этой амнезийной оптике не несут информации, им придана эстетическая функция. Книга перестает быть источником знаний и становится материалом для изящных скульптурок («Переломы со смещением» Кристины Алксне) и объектов. Плашка в виде «Черного квадрата» забивает первые полосы газет в серии Люка Фуллера «Готово к печати», а Морган Вон Вин Фат забеливает газетные фотографии, написанный текст растворяется, сам автор, Хасер Хиноглу, обводит его заправленной отбеливателем ручкой в видео «Нужда».
Все эти вещи из стратегического проекта в ММОМА на Патриарших. Его куратор Елена Селина отобрала работы из числа тех, что не вошли в основной проект. И Селина, и Катрин Беккер отмечают, что национальные и субкультурные различия в современном искусстве стерты, и работы художников из России или СНГ не отличаются от работ западных или ближневосточных авторов. Елена Селина пишет в статье для каталога, что в числе заявок было много практически идентичных работ. Однако различия в кураторском подходе очевидны. Беккер собрала нечто унифицировано нейтральное, несущее политкорректный месседж: «молодое искусство есть, и оно успешно пользуется проверенными актуальными приемами». Юная художница Габриэль Эдельбауер воскликнула в ЦДХ: «Я будто дома! Здесь все, как в Вене!».
Костя Беляев. Переплетение. 2009. ММОМА © Фото: Евгений Гурко
Селина предприняла попытку классифицировать «новый художественный мейнстрим», поэтому в ГЦСИ и ММОМА попали более яркие работы, не вошедшие в суровые политкорректные рамки. Этажи в ММОМА обозначены темами: «Формалисты», «Самоанализ», «Игра с культурными кодами» и «Политика». Это разделение вполне условно и ненавязчиво и играет больше с топологией пространства, чем с содержанием работ.
«Формализм» от «самоанализа», например, во многих случаях отличить было бы непросто.
К тому же эта помесь формального с самоаналитическим наталкивает на забавные ассоциации. Приведу цитату из одного толстого романа.
Так, супруги Кайло брали собственные ученические этюды (не представлявшие, впрочем, особенной ценности) и кромсали их ножницами на части; француз Жоффруа Тампон стриг полоски из масляной живописи и плел из полосок забавные коврики; Осип же Стремовский порой даже брался за кисть, чтобы создать полотно, которое тут же и уничтожал.
Сомневаюсь, что молодые художники читали «Учебник рисования» Максима Кантора. Хотя прочли же все не менее многословного Литтелла! Так вот коврики, плетенные из малоценных ученических работ, представлены Костей Беляевым («Переплетение»), уничтоженные работы и проекты переработаны в кучу конфетти Рубеном Ауэрбахом («Мои несостоявшиеся проекты»). Смешно и грустно, что констатация собственной художественной несостоятельности может стать единственным месседжем работы.
ЗИП (Эльдар Ганеев, Евгений Римкевич, Степан Субботин, Василий Субботин, Константин Чекмарев). Утопия. 2011. ГЦСИ © Фото: Евгений Гурко
Дональд Куспит в книге «The Еnd of Art» (2004) пишет о постарте, который подменяет собой искусство. «Постарт – искусство исключительно банального, искусство бесспорно ежедневного, не высокое искусство и не китч, но промежуточное искусство, которое восхваляет ежедневную реальность, при этом претендуя на ее анализ. Постарт декларирует критику обыденности, но фактически внутренне привязан к ней. Постарт – это искусство, в котором различия между творческим воображением и обыденной реальностью, которую оно использует как сырой материал, размыты, так что механическое воспроизведение необработанного социального контента ошибочно принимается за художественную победу. Иногда подобное воспроизведение включает известную долю иронического умничанья или черного юмора – здесь ролевая модель Дюшан – и претендует на креативность, но на деле всего лишь переносит сырой материал в несвойственные ему условия наблюдения. Ничего не меняется, кроме масштаба презентации; иногда название проходит за толкование работы, как будто назвать объект – значит понять его. Объект и его ярлык, иногда усиленный разъясняющим описанием, формируют род тавтологии».
Мейнстримное искусство (определение Селиной) молодых художников тавтологично втройне: если ретро 80-х, как Виктор Тупицын называет трансавангард, апеллировало к экспрессионизму («псевдоэкспрессионизм плюс апология провинциальности»), то нынешний мейнстрим ссылается на актуальные художественные методы репрезентации, то есть как бы сам на себя, забыв при этом дополнить их внятным содержанием.
История искусства среднестатистического (число участников достаточно для статистики) начинающего мейнстримного художника не интересует. Цитаты и повторы случайны, что отмечает и Елена Селина, так что гибель постмодернизма в головах можно – с удовольствием или без, как кому угодно, – констатировать. Большая политика молодых художников интересует мало. Им интересны семейные истории, личные возможности и неудачи, занимательные наблюдения над окружающим миром. И оформляются они в искусство по кем-то утвержденному обезличенному образцу.
Петер Салаи. Libero Arbitrio. 2007. ММОМА © Фото: Евгений Гурко
На материале биеннале можно сделать занятный вывод. Рецепт изготовления актуального искусства незамысловат: нужна некая не слишком оригинальная идея, хорошо, если она пересекается с личным опытом автора, и объекты, которые можно с этой идеей ассоциировать. Мастерство мейнстримного художника заключается в оперировании
подручными средствами пространственной реализации. Основной формообразующий метод – поместить предмет в несвойственный ему контекст – имеет давнюю традицию в народной поэзии. Не нужно читать Проппа: перевертышам посвящена глава в книжке К. Чуковского «От 2 до 5».
Сравните две цитаты:
Чуковский: «Чаще всего желанная нелепица достигается в детской песне тем, что неотъемлемые функции предмета a навязываются предмету b, а функции предмета b навязываются предмету a».
Анетта Мона Чиза и Лусия Ткачова: «Для нас искусство – алхимический процесс, результатом которого должен быть магический эффект трансформации, гомеопатический процесс, перестраивающий мир».
Это развивающая игра, в которой деревянные щепки «благодаря своей фактуре прекрасно передают сложный рельеф Марса и суть черной дыры в Галактике» (Виталий Барабанов «Космические объекты»).
Правила этой игры, цель которой – освоение культуры, не меняются тысячи лет, и заданы они глубинными механизмами психики человека. И внешнее сходство экспонатов стратегического проекта с произведениями современного искусства не должно вводить в заблуждение: во многих случаях перед нами арт-брют, иногда наивный, а иногда основанный на формальном «актуальном» приеме.
А чтобы ввести в стратегический контекст игры в искусство нечто более искусное и мотивированное, чем трогательный наивный формализм, перевернутые объекты полезно разрушить. На открытии в ММСИ инсталляция Иры Дрозд и Ивана Ефремова «Тленность» произвела большое оживление. Вокруг нее толпилась и публика, и телевидение. Выглядела она так: на столе лежали портреты детей работы Иры Дрозд, на них из химических колб и реторт капала разъедающая краску жидкость. Посыл инсталляции прозрачен и достоин русского романа XIX века. Но, к сожалению, только сломанная картина оказалась уместна в стратегическом формате. Тот же прием использован в работе Дмитрия Калашникова и Марии Захватовой «Малевич в квадрате». Они перенесли на экран телевизора условный пейзаж «Красной конницы», и зритель мог палить по скачущим солдатикам из пистолета. Очевиден детский интерес: проковырять в Малевиче дырку, чтобы поглазеть, что у него внутри.
Общий месседж подборки молодого искусства, которую сделала Елена Селина, таков: актуальное искусство понимается широкими массами как деструктивная игра по освоению культурных кодов. Это прекрасно и наверняка лучше, чем драться на танцплощадке. Общество определенно сделало шаг вперед, но какой в этом прок для искусства?
Можно, если постараться, из обломков старого мира сложить забавную конструкцию. И перевернутый объект приобретает кое-какие новые свойства, но многое и теряет. Если у тебя есть пустой стакан – дело поправимое; но как налить косорыловку в стакан перевернутый, как наполнить разбитый сосуд духом, дзэнские мудрецы Максим и Федор не учили.
Стратегический проект III Московской международной биеннале молодого искусства «Неокончательный анализ» продлится в Государственном центре современного искусства до 12 августа и в Московском музее современного искусства до 19 августа
