Анастасия Сырова
Знаменитый кинорежиссер, председатель совета соучредителей Фонда Петра Кончаловского и внук живописца, суровый критик современного искусства и пламенный радетель за сохранение традиции рассказал Анастасии Сыровой о том, что через 100 лет всех художников забудут.
В: Среди ваших предков два выдающихся художника — Петр Кончаловский и Василий Суриков. Чье творчество вам ближе?
О: Так нельзя говорить. Это разные школы, разные эпохи, разные эстетики. Они оба замечательные, по-своему интересные. Суриков — это классик. Классика — это традиция Веласкеса. А Кончаловский — другая эпоха, другие поиски, другая интерпретация реальности. Вот вам кто больше нравится: Пушкин или Есенин? Замечательные оба, но разные.
В: Несколько лет назад был учрежден при вашем участии Фонд Кончаловского. Почему возникла необходимость в создании такого фонда?
О: Необходимости прямой не было, фонд был создан ради сохранения эстетических критериев, которые, к сожалению, сейчас быстро исчезают. Современная эстетика постмодернизма строится на отрицании всяких традиций — раз; во-вторых, на отрицании фигуративной живописи. Сегодня многие художники, к сожалению, не умеют рисовать. А те, кто умеет рисовать и хорошо рисует, вынуждены свой талант использовать для работы в рекламе, или мультипликации, или рисуют комиксы — они должны зарабатывать на хлеб своим мастерством, но используют его не по назначению, так же, как и симфоническую музыку сегодня можно написать только для кино.
В: На сайте фонда заявлено, что его главная задача — это сохранение наследия Петра Кончаловского. Между тем фонд выставлял его произведения на зарубежные аукционы. Как это согласуется с вашей программой?
О: А почему не согласуется? Сохранять наследие — это не значит всего Кончаловского собрать и где-то держать. Сохранение наследия — это активная пропаганда его принципов. А если кто-то хочет купить картину Кончаловского и готов платить большие деньги за большое искусство, то почему нет? Пропаганда — это организация выставок, конференций, может быть, учреждение премии Кончаловского, которая бы дала возможность отметить какого-то молодого художника, который пытается сохранить свою индивидуальность и одновременно с этим развивает традиции европейского искусства, а не пытается найти маркетинговый ход, чтобы продать какие-нибудь серые кубики.
В: Вы долго жили в США, есть ли, на ваш взгляд, что-то в сфере искусства, в чем мы должны «догнать и перегнать Америку»?
О: В искусстве нельзя никого догонять. В Америке, как и везде на Западе, та же самая драма для художников фигуративного искусства: рыночная стоимость заменила художественную ценность.
В: Если применить аналогию с известными направлениями в искусстве, можно ли сказать, что, например, ваш фильм «Дворянское гнездо» — это импрессионизм, а «История Аси Клячиной» — соц-арт? Как бы вы описали стили, в которых работали и работаете как режиссер?
О: Я ненавижу слово «соц-арт», как и вообще любой постмодернизм. Пусть его используют критики, но я этим заниматься не собираюсь. Я снимаю картины в том стиле, который подходит к избранной теме.
В: Ваш дед начинал как авангардист, а стал академиком, видным советским живописцем. Как вы полагаете, это результат политического компромисса или естественного творческого развития?
О: Вся жизнь — компромисс. Вы каждый день утром встаете, и у вас какой-то компромисс — с ребенком, мужем, начальником, врачом. Жизнь — это в принципе компромисс, поэтому слово «компромисс» ни в коем случае не ругательное. Кончаловский менялся в силу того, что он искал и пришел в своих поисках к этому, вот и все. Он не искал модности. Ему очень повезло, он жил в Советском Союзе, где рынок не играл никакой роли. А те, кто жил на Западе, должны были подделываться под рынок, делать вещи, которые продаются. Я подозреваю некоторых известных авангардистских художников, что они работали для того, чтобы продаться, а не для того, чтобы выразить себя. Недаром Сальвадор Дали сказал: «Мое главное вдохновение — это доллар», а также: «Я богат, потому что мир полон кретинов». Эти фразы очень искренние, они очень точно определяют его отношение к тем, кто покупал его картины.
В: Вы выполняли заказ на оформление городских празднеств к 850-летию Москвы. Многие художники считают такого рода заказы халтурой. А вы?
О: Если бы я считал это халтурой, я бы это не делал. Это очень трудно, сложно. Есть очень крупные режиссеры, которые занимаются большими праздниками, и у них это получается, а у нас, к сожалению, очень мало режиссеров, которые могли бы сделать настоящее открытие Олимпийских игр. Я, кстати, делал 850 лет Москвы с художником Марком Фишером, который делает все концерты U2, Rolling Stones, сделал открытие и закрытие пекинской Олимпиады и работает с Cirque du Soleil, так что сказать, что он халтурщик — значит, не понимать ничего.
В: Как бы вы охарактеризовали вашу траекторию отношений с властью?
О: Это глупый вопрос, обязательно так и напишите! Мои отношения с властью ровно такие, какие у власти со мной.
В: Если бы вы были министром культуры, какие бы приоритеты вы расставили в российской культурной политике?
О: Я бы никогда не стал министром культуры в России, даже если бы меня умоляли на коленях. Чтобы стать в России министром культуры, надо выбивать из российского правительства деньги. Я это делать не умею. Российская культура страдает от того, что ей дается недостаточно денег. Во Франции, например, огромные деньги выделяются на культуру, достаточно посмотреть, какие строятся оперные театры. Или в Голландии. Или в Германии — там колоссальные деньги. Государство способствует тому, что каждый муниципальный орган имеет деньги на культуру, которые не воруются. Один Лувр чего стоит! Мильярд истратили, чтобы сделать Лувр! А сколько ремонтируют Большой театр? Девять лет! И сколько за это время украли!
В: Вы учредили премию имени Петра Кончаловского для молодых художников, развивающих традицию сезаннизма. А где такие водятся?
О: Мы должны их искать! Я уверен, они сами будут появляться, если узнают, что есть такая премия. Смогут показать свои поиски и живописную культуру перед жюри, в которое мы пригласим известных, уважаемых, талантливых художников. Но найти деньги — это серьезная организационная работа, мы ищем спонсоров. Но это в принципе никому не нужно, это нужно только нам. А так, если подумать, какое-то глупое занятие. Но, как правило, самые глупые занятия они больше всего и нужны в каком-то смысле.
В: Что бы вы посоветовали начинающему художнику, мечтающему заработать деньги своей профессией?
О: Ничего не могу посоветовать, кроме как стараться быть самим собой, а не стараться продаться, но это очень тяжелый путь. Знаете, многие великие художники жили в нищете: Ван Гог жил в нищете, но он был самим собой. Тут сложно говорить. У меня советов нет. Вообще надо быть интеллигентным человеком.
В: Кто из художников-современников вам вообще близок или интересен? Что в нынешнем искусстве вас раздражает?
О: Рустам Хамдамов. Он интересный, талантливый фигуративный художник, развивает традиции большой европейской живописи. Николай Двигубский, к сожалению, скончался. Большие художники, на мой взгляд. Оба фигуративные. А раздражать меня уже давно ничего не раздражает. Я смирился. Меня раздражает не искусство, а рынок.
В: Как вы относитесь к рыночным арт-рекордам? Считаете ли вы их показателем художественной значимости того или иного мастера?
О: Меня, к сожалению, наводит на грустные мысли «игра на струнах пустоты», как сказал Солженицын. Он сказал: «Художественная ценность была заменена рыночной стоимостью». Сегодняшнее поколение молодых людей, которые идут в живопись, спрашивают, сколько это стоит, а потом смотрят. Мое поколение — это последнее поколение людей, которое ходило в музей не для того, чтобы спросить, сколько это стоит, а для того, чтобы просто насладиться искусством. На стенах сегодняшних коллекционеров — не живопись, не произведения искусства, а инвестиции. Они, может, даже не понимают, что там изображено, но они знают, что это хорошая инвестиция. Для этого у них есть советники. Конечно, это безграмотные люди, которые ничего не понимают в искусстве, но зато имеют много денег. Пользуясь этой темнотой, развивается арт-рынок. Материальное благосостояние намного обогнало духовное развитие человечества и откинуло его назад.
В: Фильмы-биографии о великих художниках сейчас очень популярны — можно вспомнить фильмы о Фриде Кало или Джексоне Поллоке. Вам сам Бог велел снять фильм о Петре Кончаловском. Не собираетесь?
О: Не собираюсь. А почему я должен собираться? Я еще про Рахманинова не снял картину. Очень много интересных художников, Микеланджело, например. О Петре Кончаловском еще рано снимать. Да и через 50 лет никто уже не будет знать, кто такой Кончаловский, на мой взгляд. Через 100 лет вообще все забудут.
