Мария Кравцова, Павел Коробов
Отношения церкви и музеев остаются крайне нервными. Передача в провинциальный храм во временное пользование иконы XII–XIV веков «Богоматерь Одигитрия» из Русского музея, более чем темпераментные споры о возможности перемещения рублевской «Троицы», суды над устроителями якобы кощунственных выставок современного искусства не оставляют надежды на то, что тональность диалога художественной общественности с общественностью религиозной вскоре изменится. Тем более что верховные государственные деятели, кажется, готовы скорее выступить на стороне церкви. Председатель правительства РФ Владимир Путин объявил, что подготовлен проект закона «о передаче религиозным организациям имущества, которое раньше находилось в их собственности». Кроме того, Путин сообщил о намерении государства передать РПЦ Московский Новодевичий монастырь. Как выглядят эти коллизии со стороны культурного сообщества, легко себе представить. Осталось выслушать мнение Патриархии. Его «Артхронике» изложил священник Владимир Вигилянский, руководитель пресс-службы Патриарха Московского и всея Руси Кирилла.
В: Многие помнят, как в ноябре 2008 года в интервью агентству «Интерфакс-Религия» вы заявили, что «музейные работники остаются, по сути дела, хранителями краденого»…
О: Прошу прощения у тех музейных работников, которых задело это обвинение. Мы все наследники нашей кровавой истории. В 1914 году в России было 77 767 православных церквей и часовен, 1025 монастырей, 117 915 священнослужителей, 94 629 монахов и послушников. На 2007 год в РПЦ 27 942 прихода и 29 751 священнослужитель, 732 монастыря, чуть более 16 тысяч монашествующих. Для сравнения приведем данные, оглашенные на Поместном соборе 1988 года: 6893 прихода, 7397 священнослужителей, 22 монастыря с 1190 монашествующими. По этим цифрам видно, что церковь до сих пор не оправилась от тотального уничтожения православия. Пока мы не откажемся от наследия большевизма и сталинщины, пока мы с пеной у рта будем отстаивать завоевания великого террора, ничего хорошего ни с нацией, ни с ее культурой не будет. Музейные работники, тем более нынешние, конечно же, не виновны ни в этом кровавом грабеже, ни в репрессиях, но игнорировать эти исторические факты со стороны музейщиков в нравственном отношении тоже было бы неправильно.
Владимир Вигилянский окончил Литературный институт им. Горького. Член Союза российских писателей. В конце 80-х работал в журнале «Огонек». В 1995-м поменял карьеру журналиста на сан священника. В 2005 году возглавил пресс-службу Московской Патриархии, преобразованную в 2009 году в пресс-службу Патриарха Московского и всея Руси. Служит в домовом храме мученицы Татианы МГУ им. М. В. Ломоносова. К 50-летию в 2001 году указом Патриарха Алексия Второго награжден орденом святителя Иннокентия Московского III степени за «усердные миссионерские труды».
В: Церковь желает получить целый ряд икон, которые являются памятниками национального значения. Музейщики — против, утверждая, что перемещение приведет к их утрате…
О: Церковь более других заинтересована в сохранении икон и готова принять во внимание любые честные доводы в отношении запрета на перемещение, как это было, например, с рублевской «Троицей». Однако те, кто раздувает огонь вражды между музейным сообществом и представителями церкви, пытаются представить дело так, будто поклонение образу на иконе и молитвословие — это какая-то блажь церковников, тогда как в совсем недавнем прошлом и заказчики икон, и изографы, и хранители их именно в этом видели единственную функцию иконы. Мало того, искусствоведы, с которыми я работал в Институте искусствознания еще в советские богоборческие времена, считали, что икона, изъятая из храмового пространства, теряет самые важные параметры своего бытования. Кроме того, среди миллионов единиц хранения в фондах музеев есть вещи, которые для религиозного сознания сакральны — это в первую очередь церковные сосуды и общепочитаемые (чудотворные) иконы. Церковные законы строго предписывают предавать анафеме тех, кто присвоил или хранит вне церкви церковные сосуды (см.: например, 73-е Апостольское правило, 10-е правило Двукратного Собора, 12-е правило VII Вселенского Собора).
В: Но должно существовать решение проблемы. Например, церковь получает копии икон, а музеи сохраняют исторические памятники. Вы готовы к компромиссу?
О: Хотел бы отметить две вещи. Первое — богоборцы, атеисты и агрессивные агностики, участвующие в дискуссиях о церковных ценностях, хранящихся в музеях, могут спать спокойно: действующее законодательство полностью игнорирует интересы православных верующих — оно закрепило большевистское изъятие церковных святынь. Второе: вопрос о копиях икон — это внутреннее дело церкви. Это все равно, что если вас ограбили, убив при этом ваших родственников, украли фамильные портреты предков, а потом наследники грабителей предлагают вам ради пресловутого компромисса за ваши же деньги сделать копии этих портретов.
В: Тем не менее есть прецедент — икона «Богоматерь Одигитрия» из Русского музея была перемещена в только что построенную церковь в элитном подмосковном поселке…
О: В храме, где находилась эта икона до 1932 года, заканчивается реставрация, поэтому переместить икону для молитвенного поклонения следовало бы в такой храм, где есть условия для свободного доступа и ее хранения. Благотворитель, взявший на себя ответственность за безопасную перевозку, охрану и квалифицированное наблюдение музейными работниками этой иконы, проживает недалеко от храма. В течение года всякий может легко добраться до этого храма и, если желает, помолиться перед святыней. Такой возможности на протяжении последних 77 лет не было.
В: Новый директор Третьяковки Ирина Лебедева заявила, что ГТГ должна «развивать конструктивный диалог с церковью, и не только в области древнерусского искусства, но и в области современного искусства». Как он должен, по-вашему, вестись?
О: ГТГ предложила почти идеальную модель взаимоотношения музея с церковью. В стенах музея — действующий храм, где находятся уникальные иконы. Почти, потому что в запасниках ГТГ хранятся тысячи икон, которые никогда не выставляются, главная причина — отсутствие места и недостаточная «художественная ценность». Получается, что насильственно отнятые у церкви сакральные предметы скрыты не только для богослужебного употребления, но даже для обозрения и изучения. Эти вопросы должны стать предметом обсуждения и дискуссии.
В: Пока дискуссия почему-то чаще происходит в суде. Сейчас рассматривается дело кураторов выставки «Запретное искусство-2006» Андрея Ерофеева и Юрия Самодурова. Истцы, организация «Народный собор», считают, что выставка была «кощунственной». «Народный собор» действовал с благословения РПЦ? Существует ли в РПЦ отдел, который курирует подобные инициативы граждан?
О: Никакого благословения патриарх Алексий, тогда правящий архиерей Москвы, на подачу в суд иска «Народного собора» не давал. В Патриархии есть синодальный отдел по взаимоотношению церкви и общества, однако вряд ли подобные вопросы находятся в его компетенции. «Народный собор», как и любая общественная организация, вправе защищать «достоинство граждан по признаку их отношения к религии». Никто не отменял ст. 3, п. 6 Закона «О свободе совести», в котором говорится: «Умышленное оскорбление чувств граждан в связи с их отношением к религии запрещается и преследуется в соответствии с Законом».
В: Допустимы ли дискуссии атеистического и критического по отношению к религии характера: например, подобные выставки, если соблюдены все формальности, на входе граждан предупреждают о том, что некоторые произведения могут смутить их религиозные чувства?
О: Самые болезненные вопросы в обществе — это национальный и религиозный. Чтобы понять, оскорблены ли чувства евреев, армян, цыган, поляков, чеченцев и так далее, надо спросить у них самих. То же и с оскорблением религиозных чувств. При этом я считаю, что не должно быть никаких запретов на критику церковной жизни, если эта критика не замешана на клевете.
В: С художниками церковь тоже предпочитает общаться через суд? 11 лет назад в рамках ярмарки «Арт Манеж» художник Авдей Тер-Оганьян выступил с акцией «Юный безбожник». Против него было возбуждено уголовное дело, он был вынужден уехать из России…
О: Я против того, чтобы воинствующего хулигана, рубившего топором иконы, называть художником. Наверняка найдутся люди, которые назовут авторов антисемитского плаката на Киевском шоссе творцами, а взрывное устройство, из-за которого пострадала Татьяна Сапунова в 2002 году, — художественной провокацией. В Израиле подверглись судебному преследованию родители девочки, выставившей в витрине магазина ее карикатуру на Магомета. Тоже крайние меры? «Нет, — скажете вы, — у них сложная история и взрывная обстановка». А у нас в истории не было гонений за веру? По сведениям комиссии Александра Яковлева по реабилитации жертв репрессий, было репрессировано около 500 тысяч священнослужителей, 200 тысяч из них — расстреляно. А если еще прибавить к этим диким цифрам миллионы мирян? А ведь еще живы их дети и внуки.
В: По Конституции церковь отделена от государства. Имеет ли духовная власть право вмешиваться в мирские дела и, в частности, в культурную политику?
О: Было бы естественным, если бы такой вопрос задали Луначарский, Жданов или Суслов. Извините за сентенцию, но построение гражданского общества и подлинной демократии невозможно без равенства прав всех граждан, в том числе священнослужителей. Церковь отделена от государства, но не от общества.
В: Кто ваш любимый художник?
О: У меня их много: от авторов фаюмских портретов до русского модерна ХХ века. Но если выделять одного, то, пожалуй, картины Эль Греко больше всего вызывают душевное волнение, особенно когда с ними соприкасаешься вживую.
