Хрящ раскрашенный
АЛЕКСАНДР БОРОВСКИЙ. Художник — он, конечно, часть общества. Недаром некоторые кураторы вождистского типа любят говорить: художественная общественность не поймет. Или там: надо мобилизовать художественную общественность.
Власть, оппозиция и абсурд
ГРИГОРИЙ РЕВЗИН. Читал тут Сергея Кургиняна. Человек этот с идеями экзотическими, но живыми, и читается увлекательно. Помимо своего гегельянства и почитания Александра Зиновьева, он еще глубоко увлечен логикой заговоров.
Чада неразумные
АНДРЕЙ ЕРОФЕЕВ. На вернисаже выставки «Двоесловие / Диалог», устроенной художником Гором Чахалом в притворе церкви Св. Татианы, бывшем ДК МГУ на Моховой, появился Иосиф Бакштейн. В порыве неожиданного озарения я бросился к нему со словами: «Смотри, Иосиф, это же прямое продолжение твоей кураторской страсти делать выставки в остросюжетных контекстах, в сандуновских банях, на ВДНХ, в тюрьме!» Бакштейн поморщился...
Танец белых тараканов
ГРИГОРИЙ РЕВЗИН. Тут у нас открыли портик Большого театра, и событие прошло малозамеченным. Точнее, его очень заметили, но неправильно оценили. Еще точнее, неправильно оценили выдающуюся речь Юрия Лужкова о белых тараканах. Лужков — выдающийся актер, и из-за живости и непосредственности его речи все сочли, что речь была экспромтом.
Ни холоден, ни горяч. Эстраден
АЛЕКСАНДР БОРОВСКИЙ. Читаю «Устами Буниных». Веру Николаевну и Ивана Алексеевича навещает философ Федор Степун. Чаепитие. Степун декламирует наизусть Александра Блока. Вера Николаевна записывает в дневник: «Ян: как Блок эстраден».
Вдохновенный хаос
АНДРЕЙ ЕРОФЕЕВ. Схватка за новый генеральный план Москвы напомнила Бородинское сражение. Никто не победил, но поле битвы и сам город временно достались неприятелю, в данном случае — Юрию Лужкову.
Долгие крики
АЛЕКСАНДР БОРОВСКИЙ. 85-летие Эрнста Неизвестного, последняя, увы, книга Василия Аксенова («Таинственная страсть»), любопытнейшие записки Ирины Шварцман («Кто здесь Шварцман?»), отличная статья Григория Ревзина («Капитал от власти». — «Артхроника» № 1, 2010) — все ведет к тому, чтобы задуматься о шестидесятниках.
Рынок непонимания
ГРИГОРИЙ РЕВЗИН. Если вы случайно, время от времени, начинаете где-то в глубине души переживать, что вы не понимаете современного искусства (что, скажем, свойственно мне), то не переживайте. То, что вы его не понимаете, как раз есть указание на то, что вы его понимаете, причем верно и обратное.
Цифры не плачут
АНДРЕЙ ЕРОФЕЕВ. Радикализм — не единственное и, конечно же, не главное достоинство творческого акта. Но именно его ждут от русского художника. Чуть стоит появиться в России новому арт-радикалу, как его жадно хватают западные кураторы.
Вперед — к Троцкому!
АЛЕКСАНДР БОРОВСКИЙ. Загнанный врагами Нерон, если верить Светонию, умирая (точнее, совершая самоубийство) воскликнул: «Какой актер погибает!» Остается только гадать, что думал в последние мгновения загнанный врагами Троцкий (могучий старик, успевший с ледорубом в голове сбить с ног своего убийцу, сталинского ассасина Меркадера).
Первым делом самолеты
ГРИГОРИЙ РЕВЗИН. Чудесный художник Николай Полисский создал деревянный коллайдер — вещь осхитительная, но как коллайдер, увы, не работает. Замечательный художник Александр Пономарев показывал на биеннале в Венеции расписную подводную лодку — чудно, но не плавает. Мексиканский художник Гектор Замора на той же биеннале с помощью арт-центра «Гараж» показывал дирижабль — небеснопрекрасный, но не летает. Я...
Синдром провинциального самородка
АНДРЕЙ ЕРОФЕЕВ. Под Новый год раздался звонок. Софья Троценко предложила мне поработать на «Винзаводе». Быть у нее куратором программы СТАРТ — серии выставок молодых, входящих в профессиональную жизнь художников. Художников предлагалось отбирать самому. Задача интересная, я согласился. Получил от нее внушительную стопку заявок. Примерно таких же размеров и такого же качества, как ежегодно накапливается в...
